Но мужая и набираясь опыта, Николай постепенно выходил из-под опеки братьев отца. Иное дело – женское влияние. Рядом с царем находились две женщины с сильным характером, мать и супруга, постоянно пытавшиеся воздействовать на самодержца. Давление со стороны представительниц другого пола у Николая внутреннего протеста, по-видимому, не вызывало.

Вдовствующая императрица, особа умная и ловкая, была особенно могущественна в начале нового царствования. Сын слушался ее советов, а робкая невестка страдала оттого, что свекровь так популярна в обществе, но ссориться с нею не осмеливалась.

Мария Федоровна считала совершенно нормальным напрямую вмешиваться в назначение высших сановников и государственную политику. То ли из-за своего скандинавского происхождения, то ли в пику молодой императрице, придерживавшейся крайне консервативных взглядов, мать государя поддерживала государственных либералов. По крайней мере однажды, в 1904 году, она даже сумела вывести на ключевую должность министра внутренних дел своего человека – князя Святополк-Мирского. Не оставляла Мария Федоровна попыток влиять на большую политику и позднее, но с середины первого десятилетия нового века она уже не могла соперничать с невесткой.

Главным политическим лоббистом империи становится Александра Федоровна.

У этой дамы скверная историческая репутация – и, в общем, заслуженно. Ее ответственность за ошибки власти, приведшие страну к катастрофе, очень велика. Однако в личном, человеческом отношении царица производит довольно симпатичное впечатление. Это была любящая преданная жена и самоотверженная мать. Начисто лишенная фальши и лицемерия, искренне привязанная к своей второй родине, ненавидящая роскошь и праздность, она изо всех сил старалась быть полезной – прежде всего мужу, но и России. Во время мировой войны, несмотря на слабое здоровье, императрица заботливо ухаживала за ранеными, плакала над умирающими, многим помогала, не предавая это огласке.

К сожалению, для страны прекрасные качества Александры Федоровны имели гораздо меньше значения, чем ее недостатки.

Царица была удручающе неумна, но при этом постоянно вмешивалась в вопросы государственной политики. Эта активность многократно усилилась в годы войны, особенно с 1915 года, когда Николай взял на себя функции Верховного главнокомандующего и переселился в Ставку. Оставаясь в столице, государыня чувствовала себя ответственной за «тыл» и вела себя как соправительница.

Императрица-мать Мария Федоровна. Уильям и Дэниел Дауни

В письмах она настраивает царя против деятелей, которые ей не нравятся: «Прости меня, но мне не нравится выбор военного министра»; «У меня абсолютно нет доверия к Н. [великому князю Николаю Николаевичу, главнокомандующему]»; «Есть еще другой министр [юстиции], который мне не нравится на своем месте, Щегловитов», и так далее.

Императрица Александра Федоровна

С таким же упорством Александра Федоровна продвигает свои кандидатуры на государственные посты: «милого старого Горемыкина» и прочих приятных людей.

Дает конкретные указания: «Не прикажешь ли ты Штюрмеру послать за Родзянко (мерзавцем) и очень твердо сказать ему, что ты требуешь, чтобы бюджет был окончен до Пасхи». Иногда даже напрямую вмешивается в управление: например, в ноябре 1916 года, когда царь хотел отправить в отставку явно негодного министра внутренних дел Протопопова, очень нравившегося Александре, та поехала в Ставку и спасла своего протеже (который три месяца спустя, во время февральского кризиса, проявит полную беспомощность).

И еще жена постоянно, с терпением классной дамы, учит мужа, каким он должен быть монархом. «Если бы ты только мог быть строгим, мой дорогой, это так необходимо. Они должны слышать твой голос и видеть неудовольствие в твоих глазах… Они должны выучиться дрожать перед тобой». «Прости меня, мой драгоценный, но ты знаешь, что ты слишком добр и мягок… Они должны лучше помнить, кто ты такой». «Никогда не забывай, что ты есть и должен остаться самодержавным императором. Мы не подготовлены к конституционному правлению». «…Не надо министра, ответственного перед Думой, как они добиваются. Мы для этого не созрели, и это было бы гибелью для России. Мы не конституционная страна и не смеем ею быть. Наш народ необразован и неготов. Слава Богу, наш император самодержец и должен оставаться таким, как ты это и делаешь, – только покажи больше силы и решимости!».

Если такова была супружеская переписка, легко себе представить, под каким прессингом мягкий Николай находился при очном общении.

Злополучная «министерская чехарда» последнего периода монархии, когда без конца сменялись руководители правительства и основных ведомств, усугубляя административный хаос, в значительной степени была результатом мнительности и подозрительности Александры Федоровны, которой повсюду мерещились тайные враги.

Спасение от своих страхов императрица находила в религии. Если Николай был человеком глубоко верующим, то его супругу можно назвать фанатично религиозной. Эта, казалось бы, сугубо приватная сторона ее жизни сыграла в крахе монархии роковую роль.

Речь идет о феномене Григория Распутина, вернее о феномене «распутинщины», потому что сам Распутин при всей своей колоритности являлся личностью случайной и некрупной. Он был не первым по счету мистическим увлечением Александры Федоровны, и на его месте вполне мог оказаться какой-нибудь другой «гуру». Обожаемый царицей «Старец» обычно изрекал всякие банальности, облаченные в иносказательную форму, Александра умилялась и восхищалась – ей, немке, казалось, что это голос «простого народа», которого ее величество вблизи никогда не видывала и любила умозрительно. Но она твердо усвоила, что глас народный – Глас Божий.

Необразованный, с узким кругозором и мелким умом, Старец не особенно стремился влиять на политику, а если делал это, то обычно под воздействием вертевшихся вокруг него мутных дельцов. В последние годы империи наверху сложилась удивительная ситуация. Страной, которая вела тяжелую войну, управлял слабый самодержец, находившийся под сильным влиянием жены, которая находилась под сильным влиянием домашнего проповедника, которым, в свою очередь, управляли всякие проходимцы, – это и была «распутинщина».

По-видимому, Распутин обладал какими-то экстрасенсорными способностями, хорошо действовавшими на легковнушаемых людей и на детей. Положение Старца очень упрочилось, когда однажды ему удалось «заговорить» (то есть гипнотически купировать) кровотечение у больного гемофилией цесаревича. После этого императрица уже не сомневалась в «чудесной, ниспосланной Богом мудрости нашего Друга» (“our Friend’s wonderful, Godsent wisdom”). [2]